Убийство автофикшна

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Хэрри Мэтьюз — высоченный красавец с широкими плечами. Он служил в ВМС США, учился в Принстоне и Гарварде, был женат на художнице Ники де Сен-Фалль, выучился на дирижера в престижной парижской Нормальной школе музыки. А еще сорил деньгами и ни в чем себе не отказывал. Ах да, Мэтьюз был и продуктивным романистом.

Неудивительно, что в парижском бомонде о Мэтьюзе гуляли разные слухи. Французские интеллектуалы поражались, как автор двух плохо продающихся романов «Превращения» и «Тлут» может позволить себе не только просторную квартиру в центре столицы, но и частые походы в рестораны, и сотни бутылок винтажного вина.

Человек-загадка дружил с Жоржем Переком, Джоном Эшбери, Кеннетом Кохом и стал первым американцем, которого официально пригласили вступить в УЛИПО. Но маска интеллигента и талантливого писателя не обманула общественность. В 1973 году правда всплыла — Мэтьюз был агентом-провокатором ЦРУ.

Об истинной личности лысеющего американца узнали абсолютно случайно. Коллега мужа одной светской львицы увидел имя писателя в списке секретных агентов США. Слухи быстро поползли по бульварам и кабакам Парижа — Мэтьюз проник в стан французских авангардистов для выявления и последующей вербовки (или устранения) радикальных элементов.

Ладная история. И красивая легенда для загадочного писателя. У версии агентурного происхождения Мэтьюза была только одна проблема: писатель никогда не служил в ЦРУ. Но 1973 год выдался для Мэтьюза несколько блеклым, так что писатель решил сыграть слухам на руку — он притворился секретным агентом и открыл туристическое агентство, неофициально рекламируя его как прикрытие для связи с американской разведкой.

Перенесемся на тридцать лет вперед. В начале XXI века Мэтьюз — состоявшийся писатель, чьи книги успели побоготворить несколько поколений авторов-интеллектуалов. И вот, в 2005 году Мэтьюз издает автофикшн-роман, посвященный своему непростому парижскому периоду. В нем он раскрыл все карты: признался в заигрывании со шпионским ремеслом, связях с французскими ультраправыми и даже в убийстве. Книга получила официозное и немного пафосное название — «Моя жизнь в ЦРУ: Хроника 1973 года».

Книги Мэтьюза никогда не попадали в мейнстримные списки бестселлеров, так что о выходе биографического романа узнали только постоянные читатели издательства Dalkey Archive Press. Представьте, с каким выражением лица поклонники писателя читали его мемуары. Публичный интеллектуал убил человека? Из-за того что решил развлечься, притворяясь агентом ЦРУ? И даже не понес наказания за свои преступления?

Пока одни читатели рыдали от падения своего идола, другие уверяли себя, что Мэтьюз просто пошутил. Ну не мог этот добродушный постмодернист попасть в настолько лихо закрученную авантюру — такое только в книгах бывает. Однако списать все на шутку не давала уже первая страница, снабженная ясно сформулированным предупреждением:

«Чтобы избежать ненужных неприятностей, я изменил имена нескольких людей, которые фигурируют в этих мемуарах».

Зачем Мэтьюзу менять имена своих друзей и недругов, если он пишет фикшн? К тому же автор ясно дает жанровое определение «Моей жизни в ЦРУ»: это мемуары.

Отодвинем сомнения на задний план. «Моя жизнь в ЦРУ» — автофикшн, написанный одним из самых талантливых американских постмодернистов. Мэтьюз радушно знакомит читателя со своими парижскими буднями, уже на первых страницах объясняя и природу происхождения своих денег (ему их завещала бабушка), и мотивацию для агентурного маскарада (ему скучно).

Поначалу писателю претила слава секретного сотрудника ЦРУ. Он хотел дружить с парижанами, а не пугать их. Мэтьюз решается на обман только после увещеваний своих чилийских друзей — Энрике и Сильвии. Они приводят ему целый ряд позитивных аспектов поддельного шпионажа:

— влиятельные мужчины будут заискивать перед тобой, рассчитывая на протекцию;

— богатые люди будут платить за информацию, которую ты можешь придумать;

— тысячи женщин мечтают оказаться в постели со шпионом.

Энрике идет так далеко, что советует Мэтьюзу задуматься о возможности совместить роль агента ЦРУ с ролью агента КГБ:

«Ты можешь попробовать пойти по пути КГБ. Это было бы занятно. Пусть и в разы сложнее и рискованнее. Хэрри, это всего лишь игра. Ты жалеешь себя, потому что оказался в самом ее центре. Но как только ты начнешь вести людей за собой, тебя ждет настоящее веселье. И вскоре, что бы ни произошло, все домыслы о тебе пойдут прахом».

Писатель хочет, чтобы о нем говорили в контексте его книг, а не слухов, — он решает проучить злые языки. Если весь мир видит в тебе агента ЦРУ, значит, нужно стать агентом ЦРУ. Получается, подобно большинству адептов автофикшна, в своей книге Мэтьюз прорабатывает травму. Травму травли и ложной идентичности.

С книгами Карла Уве Кнаусгора и Анни Эрно «Мою жизнь в ЦРУ» роднит и частое появление на страницах реальных друзей и коллег писателя. Близкий товарищ Мэтьюза Жорж Перек упоминается в романе аж тринадцать раз, а в одном из эпизодов и вовсе становится невольным соучастником его шпионских игр. Регулярные появления автора культовой книги «Жизнь, способ употребления» намекают, что Мэтьюз пишет книгу не столько о собственных заморочках, сколько о парижской интеллектуальной сцене в целом. Причем пишет в редком для автофикшна ироничном стиле:

«У меня больше не было причин оставаться в Париже. Я не уехал сразу, потому что неожиданно появился Жорж Перек. Он настоял, чтобы я пошел с ним на репетицию пьесы, которую Ричард Форман готовил к осени. То, что я увидел, сделало меня пожизненным поклонником Формана; но вскоре я понял, что кое-что еще способствовало энтузиазму Жоржа: Кейт Манхейм, спутница Ричарда, была поразительно красивой, сексуальной женщиной, которая не могла противостоять сама себе и накладывала чары практически на каждого мужчину. Жорж утверждал, что страстно влюблен в нее, и заявил, что после окончания съемок переедет в Нью-Йорк, чтобы жить с ней. Я не стал ничего комментировать. Я надеялся, что он не будет слишком сильно разочарован».

По всем параметрам «Моя жизнь в ЦРУ» принадлежит жанру автобиографии. Но происходит парадокс. Мэтьюз пишет автофикшн, основанный на самом настоящем фикшне: если бы не слухи о его секретной работе, книга никогда не была бы написана.

Наверное, пора раскрыть главный секрет Мэтьюза. То, что писатель никогда не работал в ЦРУ, мы уже знаем. Но Мэтьюз никогда и не притворялся агентом разведки. «Моя жизнь в ЦРУ» — это псевдоавтофикшн, старательно мимикрирующий под автобиографическую прозу. Писатель намеренно издевается над жанром, используя его краеугольные элементы для создания непробиваемой иллюзии.

Читатели настолько привыкли доверять Эрно и ее последователям, что сомневаться в словах автора считается неприличным: если писатель пишет автофикшн, значит, он пишет правду. Над этой аксиомой и потешается Мэтьюз, подавая невероятный сценарий под соусом реализма.

Вообще, жанровую принадлежность прозы Мэтьюза очень сложно сузить до каких-то рамок. В литературоведческой традиции его обычно причисляют к постмодернистам. Это вполне логично для романа «Деревенская кухня Центральной Франции: Жареная костяная рулетная фаршированная плечевая часть ягненка (Двойной фарс)», притворяющегося кулинарной книгой, или для запутанного параноидального триллера «Тлут», но как быть с вполне модернистским романом «Сигареты»?

В «Моей жизни в ЦРУ» постмодернистские замашки писателя старательно прячутся за фасадом «честной прозы». Мэтьюз ведет двойную игру: сначала признается, что его связь с разведкой была навязана ему обществом, а затем начинает врать о своих удивительных приключениях. В сущности он убивает жанр автофикшна, подрывая читательское доверие к честности автора.

С собственным авторством Мэтьюз вообще не церемонится. В самом конце романа писатель подслушивает диалог в немецком ресторане — двое мужчин обсуждают самого Мэтьюза. Польщенный прозаик вслушивается в болтовню двух иностранцев. И неожиданно узнает, что ЦРУ уже давно его прикончило:

«— Так что же произошло?

— Им пришлось от него избавиться. Фактически они пошли на крайние меры.

— Крайние меры?

— Он был уволен с крайней степенью предвзятости — мокруха.

Я услышал достаточно. Не было ни малейших сомнений в том, что что этот человек говорит правду».

Финальное предложение «Моей жизни в ЦРУ» — проверка читателя на прочность. Верить ли Мэтьюзу? Ведь он пишет правду...